«Нас хотят унасекомить!»

Жительница Красноярска Наталья Подоляк оказалась за решеткой после того, как оставила нецензурный комментарий в фейсбуке под постом с видео, где полицейские, применяя грубое физическое насилие, задерживают человека за нарушение карантинных ограничений. Впоследствии оказалось, что данный инцидент произошел в Украине, тем не менее, суд в Красноярске пришел к выводу, что Подоляк нарушила статью о возбуждении ненависти либо вражды в отношении социальной группы «менты», и отправил ее под арест на 10 суток.

Наталья Подоляк стала известна после того, как в 2018 году ее обвинили в нападении на полицейского, приговорив к штрафу в 150 тысяч рублей и выплате компенсации пострадавшему суммой 20 тысяч. Инцидент, который лег в основу уголовного дела, произошел 5 мая 2018 года во время акции «Он нам не царь».

Доцент кафедры физической культуры Сибирского федерального университета Наталья Подоляк увидела, что силовики тащат в автозак потерявшего сознание молодого человек. А поскольку руки у неё были заняты, она чуть коснулась носком обуви брюк полицейского, чтобы обратить внимание на то, что человеку плохо. И стала фигуранткой уголовного дела. Тогда, в феврале 2019 года, суд счел возможным не лишать ее свободы, приговорив к штрафу. В декабре 2020-го прокуратура попросила вновь отштрафовать Подоляк, но судья решил иначе и отправил ее в изолятор. После выхода из него Наталья дала интервью редакции Сибирь.Реалии.

– Я не обратила на это внимания, поняла позже, когда комментарии читала… но сути это не меняет. То есть это отношение к правоохранительным органам – наши ведут себя точно так же. Я же не просто их обзываю, я пишу, почему я так думаю и так называю. Это все было в контексте именно этих полицейских и отношения именно к этому человеку. И государство – я имею личный опыт – встает на защиту таких правоохранителей, даже когда они нарушают закон и превышают свои полномочия. К сожалению, нам, обывателям, доказать их вину невозможно. Я в своей жизни не встречала таких прецедентов, всегда виноваты мы.

– Протокола никакого не составляли. 7 декабря ко мне приехали на работу и на парковке оперативники Центра «Э» стали задерживать, говоря, что нам нужно проехать в прокуратуру. Я спросила: «На основании чего?» Они показали документ, в котором прокуратура обращается к ним – что нужно Подоляк доставить для составления протокола в рамках какого-то расследования. Они пытались посадить меня в свою машину, я предложила им ехать в моей, один действительно сел ко мне – так и добрались. Прокурор стала задавать вопросы, а я попросила объяснить ситуацию. Она отказалась, тогда я сослалась на 51-ю статью Конституции и попросила назначить время, чтобы прийти с адвокатом. Так и сделали – мы пришли 9-го числа. Я написала заявление с просьбой ознакомить с материалами дела, потому что не понимала – за что на меня пытаются составить протокол и завести дело.

– Когда меня после суда задерживали, это были те же самые оперативники Центра «Э», я спросила: «Вы считаете, что я заслуживаю такого наказания?» – «Мы не виноваты, к нам поступило заявление, мы должны отработать. Нам самим стыдно, что мы занимаемся такими делами, у нас такой важный отдел – мы экстремистами должны заниматься, талибами всякими…» То есть они как-то себя выгораживали. В деле был единственный скрин с поста, и мы с адвокатом определили, что он был сделан с аккаунта под названием «Гиены». Аккаунт был пустой, сделан для того, чтобы такие вещи отрабатывать. А когда мы после суда ехали в машине, оперативники не отрицали, что это их аккаунт. Сказали: «Ничего страшного, мы новый заведем, раз вы этот забанили».

– Я не очень удобный человек для администрации края, города. Через мой аккаунт проходит много информации, которая высвечивает неграмотную, некорректную работу, зачастую правонарушения со стороны местных чиновников и даже российского уровня. Неудобный человек, а таких нужно «унасекомить», создать такие условия, чтобы у человека не было сил и условий заниматься общественной деятельностью. Я делаю это не ради удовольствия. В свое время я была вынуждена этим заниматься, а теперь уже сложно остановиться.

– Я увидела это видео, вспыхнула эмоция, я это написала. Сейчас, получив этот опыт, я, может быть, и буду аккуратнее… Но сложно проконтролировать эмоции. Получается, что нам нужно молчать, чтобы не попасть в неприятную ситуацию? Но это не факт. У моей знакомой активистки взломали аккаунт и выставили пост на ее странице. Ей пришлось потом доказывать, что она к посту не имеет отношения. То есть если есть цель, то ее будут добиваться, а какими способами – это неважно. По большому счету этот комментарий выеденного яйца не стоит. И меня судили по статье за оскорбление социальной группы, но полицейские-то не социальная группа, полиция – это государственный орган. Я, когда писала комментарий, об этом не думала. И уже потом в процессе узнала, что любой закон можно трактовать двояко. Зачастую в пользу системы, в которую входят полицейские, Следственный комитет, суды, прокуратура и чиновники. Поэтому уберечься сложно. И правду не говорить – тоже сложно, не давать оценку правоохранительным органам, всей власти. Тогда в чем смысл нашей жизни? Хочется быть свободным человеком.

– Все очень просто. Судья постоянно заставляла меня надеть маску. Я отказывалась, потом надела, но «некорректно» – не на рот и нос. Судью это опять не устроило. Говорить в маске неудобно, у меня нет такой привычки, и вырабатывать ее я не собираюсь. Это взбесило судью, и ей захотелось меня наказать.

– У нас спецприемников несколько, но для женщин в Красноярске есть только одно место – в здании управления МВД, в одном крыле выделены два первых этажа. Комнаты на 2–8 человек. Надсмотрщиками там полицейские. Кормили три раза. Говорили: «Доброе утро», «Приятного аппетита», «Спокойной ночи». Во всяком случае, так было со мной. Больше это походило на поезд Москва – Владивосток, учитывая еще и продолжительность «поездки». Там есть нарушения правил содержания: нет прогулок, потому что для этого не оборудовано место, нет горячей воды – которая положена. Одновременно со мной сидели девочки, которые там были уже три месяца – и все без прогулок. Это тяжело. Я была 10 дней, но и у меня на седьмой день голова закружилась. Ко мне было особое отношение, они не хотели, чтобы я пережила какие-то тяжелые моменты, а потом рассказывала об этом. Спасибо общественникам, адвокату, знакомым, которых у меня много и среди полицейских, и среди депутатов. Поэтому я для них была проблемой. Каждое утро к нам приходил начальник спецприемника, интересовался – все ли в порядке? Были вещи, которые нельзя было устранить, клопы, например. Мы сами их травили. Кто со мной сидел, к ним тоже было хорошее отношение. Первая девушка – она там не впервые находилась – была в восторге. Оказывается, и из охранников меня многие знали, подходили, разговаривали. Я не испытала никакого дискомфорта.

– Нет, нисколько не жалела. Я даже была рада, что попала в новую среду – я пообщалась и с охранниками, и с арестованными – в своем кругу я бы с ними никогда не встретилась. Один полицейский говорил, что, действительно, носить маску необязательно, и они не имеют права за это наказывать. Другой объяснял, что не все полицейские плохие, и его знакомого судили за песни какие-то: «Мы понимаем, что система работает не в наших интересах». Рядовые полицейские – совершенно другие люди, но они подстраиваются под систему, они там зарплату получают.

– Про «нападение». Я увидела, что парень, которого тащит полицейский, потерял сознание, и пыталась обратить на это его внимание. Полицейский меня ударил и отвернулся, тогда я постаралась снова указать на парня. Поскольку в одной руке у меня была собака, а в другой телефон, я задела ногой зад полицейского. Он меня оклеветал – сказал, что испытывал сильную боль в голени, видимо, ему было стыдно называть точку касания. Вот за это и завели уголовное дело. Мы пытались обжаловать приговор во всех инстанциях, сейчас наше заявление принял ЕСПЧ. А сумму штрафа собрали почти всю, я добавила своих тысяч 20 всего. Одно из самых крупных пожертвований сделал дедушка лет 80. Он нашел мой телефон, пригласил к себе. Когда я приехала, они с женой вышли, и этот пожилой мужчина достал из кармана 20 тысяч. Пожал мне руку и сказал: «За этого мента, которого ты пнула. Я это хотел сделать уже давно, но возраст не позволяет. Я тебе очень благодарен». Я сразу отказалась, понятно, что у него нет лишних денег, но он сказал, что обидится, для него это будет оскорбление. Я взяла эти деньги, я его помню, но не называю имени, поскольку он просил не говорить. Стоит этим заниматься и через это проходить, когда такие люди тебе жмут руку. И другие люди звонят, пишут: «Спасибо. Мы смотрим на тебя, нам приятно, мы тоже хотим быть людьми». Люди просыпаются. Это важные моменты, и, может, не стоит за увольнение переживать, потому что есть более важные вещи, которые нужно делать.

– Нет, оно никак не повлияло. К тому же сейчас у меня закрытая судимость.

– Никаких объяснений со стороны администрации не было. Как раз истекал срок контракта. Кафедра в составе 160 человек проголосовала за меня, но ученый совет контракт не продлил. Судиться, судя по опыту других преподавателей, смысла не было. Это «демократия» такая в высших учебных заведениях. Я там долго работала, но у меня было много общественных тем, связанных с СФУ, – это и застройка березовой рощи, и судьба сквера, и многое другое, что я не могу ему простить. Так что в итоге я уходила легко. А со многими коллегами я сохранила добрые отношения, они мне звонят, поддерживают.

– Я давно работаю в Сибирском институте бизнеса, управления и психологии, раньше совмещала его с СФУ. Когда там не продлили контракт, я перешла сюда. Меня встретили с распростертыми объятиями, но попросили быть сдержаннее. Я ответила, что этого обещать не могу. А сейчас ситуация повторилась – после ареста мне предложили уволиться. И я теперь думаю: увольняться или подождать, пока они меня уволят, и подать в суд? Пока не решила.

– Да, мы поговорили с исполняющей обязанности ректора Суфией Шафиковной Забуга. Она сказала, что сама «милиционер», проработала 25 лет в полиции, и что она приняла мои слова в свой адрес, что это для нее личное оскорбление. Она сказала: «Надо было продолжать заниматься экологией. Я говорю: «Так я оказалась в тюрьме, потому что занималась экологией». Я писала заявления в полицию об экологических нарушениях, но полиция не работает и не реагирует. Ваше неумение работать и чистить свои ряды заставляет нас выходить на улицу и оказываться в застенках. В разговоре она упомянула, что ей по моему поводу было несколько звонков. Видимо, меня хотят лишить заработка. Что касается комментария, многие пишут такие комментарии, и на них не обращают внимания. Я заслужила это внимание, и оно мне приятно.

– Когда я узнала, что на меня заведено уголовное дело, – стало очень страшно. Вся жизнь пронеслась перед глазами: теряю работу, что делать, что я родственникам скажу? Слава Богу, что это тянулось полгода, плавно удалось это пережить. Что нас не убивает – то нас закаляет. Психологически я в этот раз спокойна и с легкостью пересидела эти 10 дней в закрытом помещении, хотя у меня с детства масса фобий. С возрастом, с занятиями общественной деятельностью они почему-то стали исчезать. Может быть, когда человек находит свою дорогу, ему становится психологически легче? Я себя сейчас чувствую значительно лучше, чем три-четыре года назад.

– Сначала родственникам было страшно, особенно то, что дело уголовное: «Наташа, да что ты? Куда ты лезешь?». Сели, поговорили – с мужем, с мамой. Я объяснила, что это мой смысл жизни, это мой путь. В этот раз они уже перенесли все спокойно. Когда маме звонили и спрашивали: «Что с Наташей?», она отвечала: «Что-что, исправляется». – «А как исправляется?» – «Сидит». Они же видят, какая я сейчас, помнят, как в 2016 году у меня была депрессия – когда вырубили Николаевскую сопку, сквер политеха. Мне три месяца было плохо. Сейчас ничего такого нет.

– Нет, все началось с моей профессии. Я тренер по лыжным гонкам. Из-за вырубки пригородных лесов пропадают лыжные трассы. Лыжники на стадионах не рождаются. Я как специалист понимаю, что моя профессия уничтожается. На этой теме мы сошлись с экологами, которые просто защищали пригородные и городские леса. Постепенно я пришла к тому, что не так важны лыжные гонки, спорт, как важно сохранить окружающую среду для человека, для животных, для птиц. Вот в прошлом году щуры прилетели зимовать и погибали стаями – не могли прокормиться. И в итоге, когда мы стали копать, выяснилось, что причина этих экологических катастроф имеет имя и фамилию. То, что вырубаются леса, зависит от изменения Генерального плана, к которому имеют отношение господин Петр Пимашков, бывший мэр, и председатель городского совета Владимир Чащин. Если бы нормально работали контролирующие и правоохранительные органы, вырубку лесов можно было бы остановить, но они этого не делали. Потому что система работает в сговоре, я это могу теперь со стопроцентной уверенностью говорить.

– Причин очень много. У нас очень много лет из людей делали насекомых. Это и репрессии, и, глубже, крепостное право. И сейчас мало что изменилось по большому счету. У кого-то страх есть, у кого-то нет. Рядом со мной есть люди, которые понимают меня, но никогда не выйдут на улицу, не встанут рядом со мной. И я не могу их осуждать за это – это их выбор. Кто готов – тот и вышел. Одна из причин – отношение власти, которая не дает людям свободы, возможности верить в себя и нести за себя ответственность. Гноили и при крепостном праве, и при коммунистах, и это же происходит сейчас.

1

Источник