Маоистское ослепление французской элиты

«Игнорируя чудовищные перекосы Мао, французские интеллектуалы видели в нем новый светоч мысли», — пишет журналистка Le Figaro Изабель Лассер.

«Великая коммунистическая мечта о бесклассовом мире давно привлекала западные элиты. В 1930-х годах часть европейской интеллигенции, обольщенная коммунизмом, видела в советском «раю» светлое будущее человечества и пела дифирамбы Сталину, по крайней мере, до доклада Хрущева. Затем она стала поклоняться Мао Цзэдуну с его Красной книжечкой и культурной революцией, казалось, что он поднял факел перед лицом хрущевского СССР, который в конечном итоге стал не очень романтичным и революционным», — говорится в статье.

«(…) Франсуа Миттеран считал Мао Цзэдуна «гуманистом», а Ролан Барт и интеллектуалы журнала Tel Quel, подобно тому, как в XVIII веке принято было ездить в Италию, отправились в поездку в Китай в мае 1974 года, в разгар чистки, совершенной маоистским режимом, когда китайский ГУЛАГ был заполнен до краев. Все вернулись в восторге от этих «потемкинских поездок», в которых иностранцам предлагали лучшее, что было в Китае, но скрывали от них внутренние проблемы и политическую реальность», — отмечает автор статьи.

«(…) В 1953 году Луи Арагон счел Сталина «гениальным», теперь же итальянский философ Мария Антониетта Максиокчи, очень популярная в Париже, опубликовала книгу во славу Мао, которого она также сочла «гениальным». (…) Когда Мао умер в 1976 году, парижские интеллектуалы почтили его память. В газете La Cause du peuple Сартр утверждал, что «в отличие от Сталина, Мао не совершил никакой ошибки». Притягательная сила действовала даже на правых, так, Валери Жискар д’Эстен полагал, что с его смертью погас «светоч мировой мысли», — передает журналистка.

«(…) Близость к Китаю является для нас давней традицией. Мы отправляли миссионеров в Юньнань. Китай всегда присутствовал в нашей литературе. Наши иезуиты проделали колоссальную переводческую работу. В течение очень долгого времени Париж был центром синологии. И до 1980-х годов Франция принимала наибольшее количество китайских студентов в мире. Неудивительно, что нас охватила эта коллективная истерия!» — объясняет синолог Мари Хольцман. Она также считает, что французы оказались столь восприимчивы к маоизму, «потому что они сами во многом идеологи и могут с большей легкостью попасть в идеологическую ловушку, нежели другие народы».

«Большую роль сыграл также политический контекст холодной войны. Повальное увлечение Китаем началась тогда, когда СССР перестал представлять собой альтернативу, а «страна Советов» стала антимоделью, цитаделью ревизионизма, политическим пугалом. Культурная революция, являвшаяся по сути сведением счетов между противоборствующими группировками, спровоцированным Мао, который оказался в меньшинстве в своей партии и стремился восстановить власть, интерпретировалась в Париже как стихийное и романтичное восстание молодых красногвардейцев, которые бросились в атаку на испорченные бюрократией государственный аппарат и Коммунистическую партию», — комментирует Лассер.

«(…) Французы считали то, что происходит в Китае, похвальным. В нас всегда присутствовала некая анархическая сущность. К тому же, нам понравился призыв Культурной революции к студентам и молодежи свергнуть команду старых хрычей, которые стали похожими на Брежнева. Китайская революция содержала в себе много новаторских формул», — вспоминает Ален Бук, бывший журналист Le Monde, который тогда был очарован Китаем и его великим лидером. (…)

«Тогда казалось, что геополитика подтвердила такой выбор. Эпоха была переполнена диктаторами и поджигателями войны, интервенциями, направленными против различных народов: в Греции правили полковники, в Испании Франко, это было время советской интервенции в Чехословакию, войны во Вьетнаме, апартеида в Южной Африке и Португалии Салазара. В конце 1950-х годов произошел своеобразный социалистический шиизм, разделивший Китай и СССР», — указывает автор публикации.

«(…) Китай был силой, способной поставить себя на службу эксплуатируемых стран третьего мира, а также капиталистических стран, оплотом против американского капитализма и советского ревизионизма, — говорится в публикации. «Основной угрозой в то время был СССР. Китайцы, находившиеся в холодных отношениях с Советами, считались объективными союзниками», — вспоминает Ален Бук.

«Китайцы были бедными крестьянами. Они тяжело трудились на полях, и все были одеты одинаково. У них не было вооруженных сил, они никуда не вторгались. Режим был молодым, в отличие от советских руководителей. К тому же, Китай хотел играть балансирующую роль в мире и повсюду искал друзей. Было естественно повернуться в сторону китайцев, которые казались менее опасными, чем Советы», — продолжает Ален Бук. (…) Сам Мальро в 1965 году встретился с Мао, которого он считал «величайшей исторической фигурой нашего времени». И вернулся из Китая восхищенным», — пишет Le Figaro.

«(…) В конечном счете, большинство французских интеллектуалов порвали с маоизмом. Но не все из них оказались самокритичными. Сегодня это в основном предприниматели и представители правых, которые превозносят преимущества авторитарного и репрессивного капитализма, практикуемого потомками Мао», — указывает издание.

«Те, кто защищает китайскую модель, больше основываются не на идеологии, а на экономике. Их мотивом также нередко становится антиамериканизм. Когда в 2019 году бывший премьер-министр Жан-Пьер Раффарен получил «орден Дружбы» от Китая, он сказал, что предпочитает «не односторонний подход, предложенный Трампом, а мультилатерализм Китая, который поддерживает отношения с несколькими государствами». В отличие от эпохи Дэн Сяопина, Китай Си Цзиньпина сегодня проводит державную политику. Но он все еще пытается играть на видимости и обольщении: такова политика Шелкового пути», — рассуждает журналистка.

«Следует отметить, что когда Китай говорит о мультилатерализме, он вкладывает в это понятие совершенно иное значение, чем то, которое использует Запад. «Наивность не исчезла. Она все еще наблюдается на многих скамьях наших парламентских ассамблей: некоторые шокированы, когда плохо говорят о «дружественной стране и стратегическом партнере», — комментирует Ален Бук. Изменит ли правила игры коронакризис, открывший Западу истинное лицо Китая Си Цзиньпина, с трудовыми лагерями уйгуров, нападками на западные демократии, тюремным заключением оппозиционеров и ограничением личной свободы?» — задается вопросом Изабель Лассер.

Источник